— Еще бы, — согласился Алекс.

Холден был на «Росинанте». Наоми спала у себя в комнате. Она много спала с той минуты, как «Росинант» выхватил их всех из вакуума. Диагностер уверял, что она поправляется, что все с ней нормально. И все же Алекс волновался. Не из–за того, что она нуждалась во сне, а от того, что спать она на самом деле не хотела — притворялась. Облегчение, что Холден, Амос и Наоми теперь были рядом, пронизывало его до костей. И пусть бы на этом все и закончилось, все вернулось бы на свои места и стало как раньше.

Не стало. Даже в разговоре с Амосом Алекс замечал перемены. Какую–то рассеянность, словно Амос думал о другом и только делал вид, что со вниманием слушает Алекса. Наоми с момента прибытия на Луну находилась под наблюдением медиков, которые никого, кроме Холдена, к ней не допускали. Если Наоми ищет предлога не видеться с остальными, это очень плохой признак. Алекс так и не понял, как она попала в Свободный Флот и как сбежала, но травма была налицо. А он так старался спокойно радоваться возвращению команды, так старался не замечать растущего в душе беспокойства — этого чувства, что изменились не только правительства, планеты и Солнечная система — у них тоже все переменилось.

У Амоса пискнул терминал. Опрокинув разом полстакана пива, механик оскалился.

— Дела зовут…

— Понятно. — Алекс вылил остатки своего в раковину. — Куда идем?

Амос замялся, но всего на долю секунды.

— В док. Надо кое–что перетащить ко мне в мастерскую.

— Прекрасно, — сказал Алекс, — пошли.

Луна была крупнейшим из внеземных поселений человечества. Станции расползались по поверхности и уходили в глубину. Светильники на стенах сияли приятным желтым спектром, заливая даже сводчатые потолки. Сила тяжести — еще меньшая, чем на Марсе, Церере и Тихо, — вызывала странное и приятное ощущение, словно корабль летит себе потихоньку, никуда не торопясь. И почти удавалось забыть о трагедии, разыгрывавшейся всего в четырехстах тысячах километров над головами. Удавалось почти, но не совсем.

Амос продолжал излагать все, что случилось с ним в колодце, но Алекс слушал его вполуха. Подробности этой истории будут по сто раз пересказываться за столом, когда они попадут на свой корабль и улетят куда–нибудь. Нет нужды запоминать смысл — самый звук родного голоса радовал, как любимая и давно не слышанная песня.

В доке Амос огляделся и высмотрел кого–то сидящего на пластиковом контейнере. Контейнер был синий с белыми завитками царапин на боку — словно рисунок волн. На нем расположилась женщина плотного сложения, темнокожая, со множеством косичек на голове и гипсом на руке.

— Привет, Батч, — окликнул ее Амос.

— А, здоровяк, — отозвалась женщина. На Алекса она даже не взглянула. — Вот, доставили.

— Ну, спасибо.

Женщина кивнула и ушла чуть неловкой шаркающей походкой человека, непривычного к лунной гравитации. Амос влез в погрузочный мех, подхватил контейнер и направился к «Роси». Алекс еле поспевал за ним рысцой.

— Стоит ли спрашивать, что там? — спросил он.

— Пожалуй, не стоит, — ответил Амос. — Ну вот, попали мы на островок, с которого каждый тамошний богатей мог выскочить из колодца, так? И корабли там не столько…

«Росинант» стоял в настоящем ангарном отсеке, заполненном атмосферой, а не просто на площадке, от которой к шлюзу протягивались переходники. Новенькая, гладкая внешняя обшивка из титанового сплава и керамики, на матовой черной краске заметны выступы ОТО и антенн. Пасть килевой рельсовой пушки напоминала удивленно приоткрытый рот. В искусственном освещении корабль выглядел не столь драматично, как в нефильтрованном солнечном свете, но не менее красиво. Шрамы исчезли, но «Росинант» остался самим собой. Амос подвел мех к кормовому шлюзу и, не прерывая неторопливого рассказа, открыл люк. Войдя, он опустил контейнер на пол, но не стал включать электромагнитных креплений, которые удержали бы его на месте, а выскользнул из меха и поволок ящик в корабль. Машинный зал, грузовой отсек, мастерская — вся корма была территорией Амоса.

— Ну, а эти все, — продолжал Амос, — люди Джонсона… Хватит им ворошить мое дерьмо, так?

— Так, — согласился Алекс. — «Роси» снова наш и только наш.

— Хорошо. — Амос прошаркал в грузовой отсек.

— Значит, тамошние слуги, горничные, шоферы и прочие, — повторил Алекс, — вызвали безопасников, а потом переметнулись на вашу сторону? Или… В смысле, как это вышло?

— Ну, — пояснил Амос, отстегивая защелки контейнера, — за нас замолвили словечко, понимаешь?

Крышка поднялась сама собой. Алекс шарахнулся, недооценил силы тяжести и споткнулся. Над краем ящика поднялась черноволосая головка — худое, бледное как смерть личико с чернильно–черными глазами. Пульс у Алекса подскочил втрое. Психопатка и убийца Кларисса Мао робко улыбнулась ему.

— Привет, — сказала она.

Алекс протяжно, прерывисто вздохнул.

— Э-э… привет…

— Вот видишь, — сказал Амос, — я ж говорил, все уладится.

— Надо ему рассказать, — тихо доказывал Алекс.

Холден слушал рассказ Бобби о работе с ветеранами в Лондрес–Нове и не обращал на них внимания.

— Расскажу, — кивнул Амос.

— Расскажи прямо сейчас. Она на нашем корабле.

Амос пожал плечами:

— Она не один месяц здесь провела, пока мы добирались из Медленной Зоны.

— Пленницей. Потому что убивала людей. А теперь она там сама по себе.

— Поверь, это ничего не меняет, — сказал Амос.

— Что–то случилось? — оглянулся Холден. — Вы о чем?

— Пустяки, потом расскажу, — сказал Амос, — подождет до конца номера с собачками и лошадками.

Комната для совещаний в отделе безопасности отличалась старомодным дизайном: открытые арки, просторные, небесно–голубые потолки, подсвеченные рассеянным светом, с легким геометрическим орнаментом. Все это подчеркивало искусственность обстановки — впечатление вечернего дворика там, где нет ни дворика, ни вечера. Голос Авасаралы, раздраженный и отрывистый, опередил старуху. Едва она сама показалась из–под арки вместе с молодым и солидно одетым мужчиной, Бобби встала. Холден последовал ее примеру.

— …Если хотят иметь голос в принятии решений. На хрен предвыборную демагогию.

— Да, мэм, — соглашался молодой человек.

Авасарала жестом велела им сесть на место и уселась сама, не прерывая разговора с помощником:

— Обсуди сперва с Кляйнманом. Если он меня поддержит, Кастро с Наджаром это убедит.

— Если вы так считаете, мэм…

— Если я считаю?

Помощник склонил голову.

— С вашего позволения, позиция Чана сильнее позиции Кляйнмана.

— Ты меня поправляешь, Мартинес?

— Да, мэм.

Авасарала пожала плечами:

— Пусть будет Чан. Теперь ступай.

Когда молодой помощник вышел, старуха переключилась на них:

— Спасибо, что все вы… Где Нагата?

— В медотсеке, — сказал Холден. — Доктора еще не решаются ее выпустить.

Авасарала шевельнула бровью и отстучала что–то на ручном терминале.

— Ничего, решатся. Она мне нужна здесь. Спасибо, что большинство из вас пришли сюда. Я бы походила вокруг да около, чтобы вы почувствовали себя свободнее, да последние тридцать шесть часов я не вылезала с совещаний и совершенно охренела. Всем ясно, что Земле трындец, так?

— Черт. Ясно, — ответил за всех Амос.

— Хорошо. Тогда уж добьем до конца. Марсианский флот разлетелся вдребезги, а Смит слишком напуган, чтобы назвать это изменой.

— Можно спросить? — подалась к ней Бобби. ЭКС-десантница распластала ладони по столу, словно напряглась под ударом. — Совсем плохо дело?

— Официальных заявлений не будет, тем более в присутствии Джеймса Холдена. Не хотелось бы тебя обидеть, но о твоей способности выбалтывать информацию в самый неподходящий момент ходят легенды.

— Я избавляюсь от этой привычки, — сказал Холден, — однако, да, понимаю.

— Бывает, — продолжала Авасарала, — приходится думать о таком, чего мы раньше и представить не могли. Нас выбросило в хаос. Каждый хватает, что сумеет. Сама легитимность достанется тому, кто успеет схватить. Вот как обстоят дела. Этот торт с говном — Инарос? Он болтается вокруг Юпитера, разыгрывает из себя пирата. Ведет свою пьесу как по писаному. «Пояс восстал против давнего ига и берет свое по праву, трам–там–там…» Мое положение…