— Тебя это, кажется, не огорчает.

— Я в таком мире как дома.

Море приближалось с каждым километром пути, воздух все гуще вонял гнилью и солью. Амос и Кларисса вышли на высшую точку потопа: к линии, куда достала волна цунами. Полоса была такой отчетливой, словно ее нарочно выложили. Невысокая насыпь из склеенных илом обломков. Пепел за ней превратился в густую грязь, дорога была завалена обломками дерева и строительной пластмассы, лохмотьями одежды и разбитой мебелью, почерневшими растениями, убитыми темнотой, солью и золой. И телами людей и животных, которые никто не удосужился убрать. Велосипеды собирали грязь на колеса, и на педали теперь приходилось налегать всем весом.

Примерно в двадцати километрах от экогорода Амос влетел в глубокую яму, невидимую под слоем грязи, и погнул раму. Он оставил велосипед прямо в луже, и Кларисса положила свой рядом.

Амос слышал голоса вокруг. За каждым их шагом наблюдали. Но никто не попытался остановить бродяг с винтовками, у которых на первый взгляд не было другого добра. Во всех домах по дороге нижние этажи оказались разбиты беспощадной волной, содержимое лавок, квартир и контор вынесло на улицу. Кое–где пострадали и вторые этажи, кое–где уцелели. Выше город казался почти нетронутым. Амос подобрал сравнение: здоровый на вид парень с открытым переломом и гангреной ступни.

— Что тебя рассмешило? — спросила Кларисса.

— Ничего, — ответил Амос, — просто задумался.

Экогород остался прежним. Он высился над руинами, над заваленными улицами так же, как раньше над прибранными кварталами. По–видимому, питавший огромное здание реактор еще действовал, потому что в половине окон горел свет. Если прикрыть ладонью нижнюю часть картины, можно было принять пепел за снег, а все в целом — за самое неудачное в истории Рождество.

Они побрели к нижнему уровню. Ледяная грязь насквозь промочила ноги до колен. Лампы и следы подошв указывали, где прежде стояли люди, но сейчас охраны не было. По крайней мере, на виду.

— А если твой друг не здесь? — спросила Кларисса, когда Амос вдавил кнопку лифта.

— Придумаем что–нибудь другое.

— Есть идеи?

— Пока нет.

Он основательно удивился, когда дверь открылась. Он думал, что потоп уничтожил механизм. Впрочем, лифт еще мог застрять на полдороге, оставив их умирать в кабине. Когда Амос нажал кнопку клубного этажа, экран, щелкнув, ожил. На гостей презрительно взглянула круглолицая женщина со шрамом на верхней губе.

«Какого хрена?»

— Я Амос. Друг Эрика.

«Проходи мимо, не подаем».

— А мы и не просим, — ответил Амос. — У меня разговор насчет работы.

«Работы тоже нет».

Амос улыбнулся.

— Новенькая, Батч [21] ? Работа есть у меня. Я хочу предложить ее Эрику. Сейчас ты пойдешь и доложишь ему, что какой-то псих в лифте добивается разговора, он спросит, кто такой, ты скажешь, что парень назвал себя Амосом, и Эрик постарается скрыть удивление и велит тебе впустить, и…

«Бога ради, — Амос узнал донесшийся издалека голос Эрика. — Впусти его, не то он всех тут заговорит».

Женщина на экране насупилась, затем ее лицо сменилось синей табличкой меню, и кабина поехала вверх.

— Удачно, что он здесь, — заметил Амос.

Кабинет Эрика с прошлого раза не изменился — тот же экран на стене показывал вид на океан, тот же резиновый шар стоял вместо кресла. На столе по–прежнему стояли панели и мониторы. Даже сам Эрик не изменился. Скорее даже, принарядился. Все менял контекст. Океан на экране был серо–белым, а наряд Эрика выглядел маскарадным.

Женщина, разговаривавшая с Амосом, и еще четверо вооруженных до зубов громил, профессионально удерживавших палец на спусковой скобе, проводили гостей от лифта и вышли, закрыв дверь. При охране Эрик не начинал разговора, и только сжимающийся и разжимающийся кулачок высохшей руки выдавал его нервозность.

— Ну, Амос, не ожидал увидеть тебя таким живым.

— Ты и сам не похож на покойника.

— Как мне помнится, прощаясь, ты обещал не возвращаться в мой город. Я же сказал — сезон открыт.

— Погодите, — вмешалась Кларисса. — Он обещал убить тебя, если вернешься?

— Нет, — поправил Амос, — он намекнул, что тогда меня убьют его подчиненные.

Девушка вздернула бровь.

— Это, конечно, другое дело.

— Если речь о старике, я не проверял, выкарабкался ли он. Договаривались, что ему оставят дом, и я это выполнил. Насчет большего — у меня были другие заботы.

— А у меня нет причин тебя беспокоить, — сказал Амос. — Я просто решил, что, раз все так изменилось, старые правила больше не работают.

Эрик, хромая, прошелся вдоль стены с экраном. На нем кружили чайки, черные на бесцветном небе. По прошлому разу Амос помнил здания на первом плане. Те, что находились ближе, в большинстве остались на месте. Дальше, к океану, все обкорнало.

— Я был здесь, когда все случилось, — сказал Эрик. — Эта волна — не волна, понимаешь? Не просто цунами. Весь океан будто подобрался и пополз на берег. Тех районов, которыми я правил, больше просто нет.

— Я сам ничего не видел, — признался Амос. — Но хватило новостей и того, что осталось после.

— Где ты был?

— В Вифлееме, — сказала Кларисса.

Эрик обернулся к ним. На его лице не было ни гнева, ни страха, ни даже усталости. Амос решил, что это хорошо.

— Ты, значит, на юг тогда направился. Плохо там?

— Не в том Вифлееме, — объяснил Амос. — В другом, который в Северной Каролине.

— Это где «Яма», ну, тюрьма… — Кларисса, прежде чем заговорить, подняла руку как школьница. И через секунду добавила: — Была.

Эрик моргнул и облокотился о стол.

— Это там, куда попал третий удар?

— Да, рядом, — сказал Амос. — Текила, что ты мне подарил, пропала вместе с отелем, так обидно…

— Ясно. Почему же вы еще живы?

— Привычка, — бодро пояснил Амос. — Однако тут такое дело. У меня есть работа. Вернее, у Персика есть работа, и я за нее взялся. Помощь бы нам не помешала.

— Что за работа? — спросил Эрик.

Заговорив о деле, он стал резким и сосредоточенным. Словно проснулся. Амос, повернувшись к Клариссе, махнул ей — мол, давай. Она обхватила себя ручками–прутиками.

— Знаете озеро Уиннипесоки?

Эрик нахмурился и одновременно кивнул.

— Это которое ненастоящее?

— Да, подправленное, — сказала она. — На острове Ратлснейк там есть закрытый поселок. Всё за стеной. Независимая охрана. Более пятидесяти земельных участков.

— Слушаю, — кивнул Эрик.

— У них на озере построен частный космодром. Вся суть в том, что там можно посадить суборбитальный шаттл с Луны или со станций Лагранжа — и прямо из дома отправиться на прогулку в космос. Там у каждого по ангару. С Эпштейном вряд ли что–то есть, но, чтобы добраться до Луны, какая–нибудь посудина найдется. По дороге блокпосты не обойти, но можно проплыть по воде. Замки лодочных ангаров ненадежны. Если ввести верный код, они откроются даже без санкции охранной системы.

— А код вы знаете? — спросил Эрик.

— Я там раньше проводила лето. Мы так входили и выходили, когда удирали без спросу.

Эрик уставился на нее так, словно забыл, как девушка сюда попала. Но в его коротком, резком смешке не прозвучало отказа. Амос подхватил нить разговора:

— Мысль у нас была такая: пробраться в ангар, сцапать корабль — и на Луну.

Эрик сел на свой шар, широко расставив колени, и покатался взад–вперед на несколько сантиметров, полуприкрыв глаза.

— И каков счет?

— Счет? — не поняла Кларисса.

— Что мы получим. За какие деньги работа?

— Денег нет, — сказала Кларисса.

— Тогда что я с этого получу?

— Выберешься отсюда, — подсказал Амос. — Балтимор был нужником и до того, как па него уронили Атлантику. И не стал лучше после.

Эрик крепко прижал к боку крошечную левую руку.

— Проверим, верно ли я понял. По твоему расчету, я должен отправиться за семьсот, если не восемьсот, километров, прокрасться мимо убийц из частной охраны, угнать корабль, а в награду бросить всё и всех, кто у меня здесь? Что дальше? Русская рулетка, в которой выигрыш позволяет сэкономить пулю? — Его голос стал тонким и звенящим. Эрик резал слова. — Это мой город. Это мой дом. Я выкроил себе жизнь из драной шкуры Балтимора и дорого за нее заплатил. Дорого. А теперь мне предлагают удирать, поджав хвост, потому что какой–то астерский придурок вздумал доказать, что хрен у него меньше воробьиного и мама его маленьким не обнимала? На хрен. Слышишь, Тимми? На хрен!