— Нам придется добирать людей в команду.

Она достаточно разбиралась в молчании Джима, чтобы понять, о чем он думает. Его лицо стало пустым, глаза заморгали чуть чаще обычного.

— Правда? — отозвался он. — По–моему, мы отлично справляемся и так.

— Справлялись. «Роси» — военный корабль. Умная машина. Автоматика, резервные системы. Только потому мы до сих пор и обходились одной третью стандартного состава.

— И еще потому, что лучшего состава небо не видывало!

— И это тоже. По навыкам и надежности мы — сильная группа. Но хрупкая.

Лифт остановился, от сложного движения вращающейся станции и самой кабинки мир словно покачнулся. Или дело было не только в движении.

— Не совсем понимаю, почему хрупкая, — сказал Джим.

— Мы ходим на «Росинанте» с тех пор, как увели его с «Доннаджера». И ни разу не сменялись, состав все тот же. Вспомни хотя бы один такой же корабль. На «Кентербери» в иных рейсах четверть состава впервые знакомилась с остальными на борту. А…

Дверь скользнула в сторону. Они шагнули наружу, дав дорогу другой паре, входившей в лифт. Пока дверь закрывалась, Наоми успела услышать, о чем они шепчутся. Джим молчал почти до самой каюты. А когда заговорил, голос звучал тихо и задумчиво:

— Думаешь, кто–то из них не вернется? Амос? Алекс?

— Я думаю, что всякое случается. При сильных перегрузках люди иногда вырубаются. «Сок» помогает, но не дает стопроцентной гарантии. В нас, бывало, стреляли. Нас обездвиживали на нисходящей орбите, помнишь?

— Конечно, но…

— Стоит нам кого–то потерять, треть стандартной команды превратится в четверть. И вдобавок мы лишимся незаменимого специалиста.

Холден застыл перед самой дверью каюты.

— Стоп–стоп–стоп! Потерять?

— Да.

Его глаза округлились, как от удара, вокруг собрались горестные морщинки. Наоми попыталась их разгладить, но морщинки не исчезали.

— Ты что, готовишь меня к смерти кого–то из команды?

— Всю свою историю люди были стопроцентно смертны.

Джим начал говорить, сбился, отпер наконец дверь и вошел в каюту. Наоми шагнула за ним и закрыла дверь. Ей хотелось закрыть и тему, но она сомневалась, смогут ли они еще вернуться к этому разговору.

— В обычной команде у нас было бы по двое на каждый пост. В случае смерти или ранения любому нашлась бы замена.

— Я не возьму на борт еще четырех человек, а тем более восьмерых, — огрызнулся Джим, уходя в спальню.

Он словно сбежал от разговора. Только куда он денется? Наоми подождала, пока тишина, отчаяние и тревога — не рассердилась ли она — заставят Джима вернуться. На это ушло примерно пятнадцать секунд.

— У нас нет обычной команды, потому что мы — необычная команда. Мы собрались на «Роси», когда за нами охотилась вся система. Корабль–невидимка подстрелил под нами крейсер. Мы потеряли тогда «Кентербери» и Шеда. Пройдя через такое, невозможно остаться нормальными.

— Что, собственно, ты хочешь сказать?

— У этого корабля нет команды. Мы не команда. Мы семья.

— Верно, — согласилась Наоми. — В том–то и беда.

Они уставились друг на друга с разных концов комнаты. Джим двигал челюстью, возражения не шли у него с языка. Он знал, что Наоми права, но предпочел бы, чтобы она ошибалась. Она видела, как он признается перед собой, что выхода нет.

— Хорошо, — выговорил он. — Когда вернутся остальные, я поговорю насчет собеседований. Выберем пару человек на один–два рейса. Если они нормально притрутся, может, и возьмем на постоянную должность.

— Звучит разумно, — сказала Наоми.

— Придется менять баланс корабля, — добавил Холден.

— Все меняется… — Она обняла его.

Они заказали ужин из псевдоиндийского ресторанчика: карри и генно–модифицированный рис с текстурированной белковой плесенью, не отличимой от говядины. Остаток вечера Холден усердно бодрился, скрывая от Наоми беспокойство. Ему это, конечно, не удалось, но она оценила его старания. После ужина они смотрели развлекательные программы, пока в их комфортном распорядке дня не настало время выключать экран и идти в постель. Секс с Холденом был восхитительным с самого начала, с тех пор как они впервые решились проверить, такая ли глупость секс между капитаном и старпомом. Теперь он стал разнообразнее, спокойнее и игривее. И лучше утешал. Потом, лежа на гелевом матрасе со сбившимися в ноги простынями, Наоми ушла в рассеянные мысли. Вспоминала «Роси», и Сэм, и книгу стихов, которую читала в детстве, и музыкальную группу, на которую ее подсадил старший инженер «Кентербери». Воспоминания уже переходили в спутанное сновидение, когда ее разбудил голос Джима:

— Не нравится мне, что они разлетелись.

— М–м–м?

— Алекс с Амосом. Мне не нравится, что они улетели. Вот случится с ними что–нибудь, а мы здесь. Я даже не смогу запустить «Роси» и броситься на помощь.

— Все с ними будет нормально, — пробормотала Наоми.

— Знаю. В общем–то знаю. — Он приподнялся на локте. — Ты и вправду не волнуешься?

— Может, самую малость.

— Конечно, я понимаю, они взрослые люди, но если что… Если они не вернутся…

— Будет плохо, — сказала Наоми. — Мы столько лет полагались исключительно друг на друга.

— Да… — Помолчав, Холден спросил: — Ты не знаешь, кто та леди, из–за которой улетел Амос?

— Не знаю.

— Думаешь, его любимая?

— Не знаю, — повторила Наоми. — Мне сдается, скорее, кто–то, кто заменил ему мать.

— Хм-м, может быть. Не знаю, почему мне подумалось о любовнице. — Его голос стал невнятным, Холден уже засыпал. — Слушай, а разрешишь задать тебе неприличный вопрос?

— Попробую ответить.

— Почему вы с Амосом не сошлись? Я имею в виду на «Кенте».

Наоми расхохоталась и, перевернувшись, положила ему ладошку на грудь. Ей как в первый раз приятно было вдыхать запах его кожи.

— Ты это серьезно? Ты не обращал внимания, какой он сексуальный?

— Думаю, мы с Амосом: не в тех отношениях…

— Да, тебе это ни к чему, — усмехнулась Наоми.

— Хм-м. Ну, ладно. Я просто подумал, понимаешь ли… Он ведь долго летал с тобой на «Кенте» и о том, чтоб уйти с «Роси», ни разу не заговаривал.

— На «Роси» он остался не из–за меня, — сказала Наоми, — а из–за тебя.

— Из–за меня?

— Он тебя использует как внешнюю, приставную совесть.

— Ничего подобного!

— Именно так. Нашел человека с твердыми этическими установками и следует за ним, — заверила Наоми. — Для Амоса это способ не быть чудовищем.

— Зачем ему способ не быть чудовищем? — Сон уже накрывал Холдена.

— Затем, что он и есть чудовище, — в последнем проблеске сознания буркнула Наоми. — Потому мы и ладим.

Сообщение пришло через два дня. Наоми его не ждала. Она в изолирующем скафандре вместе с главинженером Сакаи проверяла ход работ. Сакаи как раз объяснял, почему ищет для соединения внутреннего и наружного корпусов другой керамический сплав, когда на экран выскочило внеочередное сообщение. Страх, охвативший Наоми, был отзвуком их с Холденом разговора. Что–то случилось с Алексом! Или с Амосом…

— Подожди, — попросила она, и Сакаи в ответ поднял сжатый кулак.

Наоми запустила сообщение. На плоском экранчике загорелся рассеченный круг АВП, а когда он исчез, на его месте остался Марко. С годами его лицо чуть располнело, изгиб скул смягчился. Но кожа была такого же сочного и глубокого цвета, и руки, сложенные во время записи на столе, остались такими же тонкими. Грустный юмор, сквозивший в его улыбке, словно утянул Наоми в дыру времени.

Сообщение прервал сигнал встроенной медсистемы. Участился пульс, подскочило кровяное давление. Наоми отключила предупреждение, и голос мягко забился в ее ушах, потом стал плавным — передача наладилась.

«Прости, я знаю, что ты не хочешь со мной общаться. В оправдание скажу, что до сих пор я не напоминал о себе. И сейчас мне это нелегко далось».

«Выключи! — думала она. — Останови передачу. Сотри. Все равно все это ложь. Ложь или та часть правды, которая ему выгодна. Сотри и забудь!»